Публикуем интервью с музыковедом, автором книги «Николай Михайлович Пузей. Статьи. Воспоминания (к 100-летию со дня рождения композитора)» Татьяной Калужниковой, для которой нынешний год - юбилейный.
Книга была издана Союзом композиторов Свердловской области в октябре 2015 года года. Заслуженный деятель искусств РФ, доктор искусствоведения, выпускница историко-теоретического отделения Уральской государственной консерватории имени М.П. Мусоргского по классу Н.М. Пузея Татьяна Ивановна Калужникова выступила инициатором создания книги и ее редактором-составителем.
Несомненно, о столь выдающейся личности, как Пузей, нельзя было промолчать, особенно в столетие со дня рождения (27 октября 1915 года). Николай Михайлович родом из глубинки – поселка Верхняя Салда Пермской губернии. Со временем он стал одним из ведущих композиторов Урала, заведующим кафедрой композиции и инструментовки Уральской государственной консерватории им. М. П. Мусоргского, председателем правления Уральской композиторской организации, секретарём правления Союза композиторов РСФСР и членом правления Союза композиторов СССР. Пройдя всю войну, Пузей был награжден орденами Отечественной войны I и II степеней, Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, медалями.
- Для какой аудитории предназначена ваша книга?
- В первую очередь она интересна музыкантам и тем, кто знал Николая Михайловича. Пригодится она и студентам, изучающим курс «Музыка уральских композиторов». Книгу уже спрашивают дирижёры, в частности симфонисты. Думаю, она будет востребована исполнителями и исследователями музыки Пузея. Возможно, к ней обратятся краеведы, любители истории и культуры Урала.
- Как возникла у вас идея создать книгу о Николае Михайловиче?
- Собственно, так вопрос вообще не стоял. Столетие Пузея – важное событие, его нельзя проигнорировать. Если учесть, что многие произведения Николая Михайловича не изданы, нет авторского диска, то промолчать в данном случае было бы просто нехорошо. Иначе пройдет время – и этот своеобразный музыкант безвозвратно уйдет из памяти потомков.
- Расскажите подробнее о тех, кто откликнулся на ваше предложение написать статьи и воспоминания.
- Среди авторов воспоминаний учениками Пузея являются Ирина Николаевна Визель (Мещерякова), Михаил Иванович Сорокин и Николай Александрович Морозов. К числу мемуаристов – учеников композитора, правда, занимавшихся у него не по специальности, а по гармонии, принадлежит и Жанна Абрамовна Сокольская. Из авторов статей только Владимир Петрович Чижов и я – воспитанники Николая Михайловича. Другие статьи написаны доцентом консерватории Ларисой Владимировной Романовой, также учившейся у Николая Михайловича по гармонии, и моими аспирантками Гюльнарой Бекировой и Марией Базилевич. Кроме того, я узнала, что Аркадий Петрович Лукьянов играл фортепианную сонату Пузея, а Наталья Кузьмина изучала его домровую сонату, поэтому я обратилась к ним с просьбой поделиться наблюдениями об этих сочинениях. В статье «Жизнемузыка Николая Пузея» мною приведены также яркие, живые воспоминания Андрея Борисовича Бызова, Маргариты Александровны Кесаревой, Михаила Ивановича Сорокина, Людмилы Константиновны Шабалиной о юбиляре, взятые из моих интервью с ними. Вообще же собрать материалы оказалось достаточно сложно, потому что все сейчас задаются вопросом о важности и востребованности книги, на которую предлагается потратить время.
- Как много времени потребовал процесс создания книги?
- Почти год – с января по октябрь. Я старалась тщательно редактировать, особенно много времени ушло на редактирование двух огромных статей самого Николая Михайловича. Они написаны ярким, но полуразговорным языком, напоминающим своеобразную устную речь Пузея, – он ведь не академический музыковед, а музыкант, композитор. Я, конечно, попыталась сохранить особенности его стиля, насколько это было возможно, но многое потребовало переделки. В общем, эта, на первый взгляд, невидимая работа заняла очень много времени. Тем более что его статьям уже больше пятидесяти лет. Во времена их создания тексты не так оформляли, использовали термины, ныне устаревшие, поэтому надо было что-то оговорить, что-то исправить.
- Но, несмотря на эти трудности, вы довольны своей книгой?
- Во всяком случае, в предлагаемых обстоятельствах я сделала всё, что могла. Постаралась по максимуму отредактировать текст, несколько раз вычитывала, и, по-моему, книга получилась довольно «чистой». Но публикация могла быть более полной, будь в ней еще несколько статей, посвященных разным граням творчества Пузея.
- А что вы можете сказать о статьях самого Пузея?
- Статьи «Заметки о гармонии Н.А. Римского-Корсакова» и «Формирование и развитие гармонии до И.-С. Баха» Николай Михайлович написал как материалы для своего лекционного курса гармонии. Для него это была главная цель. Но статьи выходят за рамки просто лекций, это исследовательские работы, очень точные, для своего времени просто замечательные. В них есть научные выводы, сохранившие свою актуальность до наших дней.
- Все ваши учебные программы построены по вашему индивидуальному плану. У Николая Михайловича программа также была авторской?
- Я не знаю, насколько там имела место программа как таковая, но курсы у него были, безусловно, авторские, потому что в его времена так гармонию никто не читал. Он строил курс как историю гармонии и гармонических стилей. И таких учебных программ, учебников, ясное дело, не было в то время, поэтому он самостоятельно подбирал иллюстративный материал, обобщал результаты своих анализов. Николай Михайлович вообще был человеком неакадемическим, и представления о классической лекции зачастую не соответствовали тому, что он нам предлагал. Так что, безусловно, всё было авторское, а для того времени, я бы сказала, новаторское. Например, при решении задач по гармонии Пузей давал задания сочинять маленькие прелюдии, миниатюры, то есть подталкивал к творчеству. Вспоминая занятия с Николаем Михайловичем, могу с уверенностью сказать, что они состояли на 90 процентов из музыки. Буквально сказав пару предложений, он уже показывал на деле, о чем идет речь, и так постоянно.
- Как отразились его теоретические взгляды на вашей деятельности?
- С научными интересами учителя была связана тема моей дипломной работы. Николай Михайлович дал мне тему, близкую теме его статьи о гармонии в европейской музыке добаховского периода. Моя работа была посвящена проблемам лада и гармонии в кантах и псальмах – русских многоголосных песнях второй половины 17 – первой половины 18 веков, аналогичных европейским ренессансным песням.
- Как Николай Михайлович повлиял на методику вашего преподавания?
- Сейчас я уже не преподаю гармонию, хотя поначалу приходилось делать это, как всем молодым педагогам. От Николая Михайловича мне досталось одно простое правило, которому я стараюсь следовать: идти от материала, от музыки. Поэтому я не люблю работы, где преобладают абстрактные рассуждения.
- Авторы воспоминаний отмечают особенности в преподавании Николая Михайловича. Например, он никогда не хвалил и не критиковал студентов, не навязывал им свою точку зрения, вел свои лекции, импровизируя. Вы помните его таким же?
- Должна сказать, что меня он тоже ничему не учил. Я приносила свои работы, и он говорил: «Это хорошо, а вот здесь ты не поняла». И приходилось искать ошибки, исправлять. Думаю, такая методика преподавания была у него из-за того, что многого он достиг сам, никто не указывал ему на недостатки, он совершенствовался самостоятельно. Поэтому такой метод он предлагал и своим ученикам.
- И вы следовали этому методу?
- Знаете, видимо у каждого своя судьба. Одни студенты, приходя в консерваторию, попадают в рамки определенной школы, где им легко учиться, потому что там определены все направления и даны все методы, остается только брать и пользоваться. А вот у Николая Михайловича было совсем по-другому: студент сам должен был ориентироваться в направлениях и методах музыкознания своего времени и выбирать для себя наиболее близкие позиции. Для меня это был очень трудный путь. Так было не только в классе Н.М. Пузея в Уральской консерватории, но и позже – в аспирантуре ГПМИ имени Гнесиных в классе Юрия Николаевича Тюлина. Когда мне нужно было начать работу над кандидатской диссертацией, Юрий Николаевич сказал: «Я буду осуществлять только общее руководство вашей работой, поскольку избранный вами материал мне почти не знаком». Наверное, нам только кажется, что мы сами выбираем путь в науке, скорее он задается нам свыше…
- В научной деятельности вы проявляете большой интерес к фольклору. В музыкальных произведениях Пузея также немалое место уделяется народным мотивам, в частности в песне «Матушка Тура» и пьесе для скрипки и фортепиано «Соловьём залётным». У вас интерес к фольклору возник самостоятельно или всё же сказалось влияние учителя?
- Конечно, импульс определенный был. Надо сказать, что я человек сельский и выросла в фольклорной среде, поэтому я долго не обращалась к фольклору. Это было таким близким, само собой разумеющимся, знаете, словно писать о своей семье. Хотя оно так и есть, у меня были певучие бабушки, и у Николая Михайловича обстановка была та же самая – с песнями, игрой на гармони. Мы, безусловно, чувствовали родство по духу. Для меня это и сказалось в выборе руководителя. Сомнений не было, к кому идти на специализацию. Так что, вероятно, здесь и фольклорные импульсы тоже имели место, но с Николаем Михайловичем мы не занимались фольклором, а изучали музыку барокко.
- В симфонической картине «Город» Пузей запечатлел жесткий звуковой пейзаж мегаполиса, отталкивавший композитора. Как вы думаете, именно поэтому он так стремился за город, особенно в последние годы?
- Он вообще был человеком, любившим природу. К примеру, сплавлялся по реке, ходил на рыбалку, а к концу жизни всё чаще и чаще выбирался из города. Просто раньше город был другим, когда же он стал мегаполисом, ужасающим, полным шумов индустриальным монстром, то, конечно, Пузей не мог этого принять. Поэтому он сбегал.
- Вы знаете Николая Михайловича так хорошо, потому что проводили с ним много времени?
- Конечно, нет. Пузей не был фамильярным человеком. Он бывший фронтовик, человек мужественный, поэтому любил проводить свободное время в мужской компании. Для него я была просто девочкой, ученицей, хотя он нежно и бережно относился ко мне. Надо заметить, что Пузей и после консерватории принимал участие в моей судьбе, именно он убедил меня вступить в Союз композиторов, хотя я поначалу и не соглашалась.
- Не пожалели, что в итоге согласились?
- Нет, благодаря этому я обрела контакты с творческими людьми своей профессии, что спасает меня от однообразных преподавательских будней. Ведь замыкаться только в педагогической сфере я не могу и преподавать, честно говоря, не очень люблю. Я могу сидеть хоть пять часов с одаренным студентом, если вижу в нем желание получать новые знания, но все эти «хвосты», экзамены, ежегодное «вдалбливание» азов терпеть не могу. В этом случае как раз и спасает общение с коллегами по творческому союзу.
- Хотелось бы услышать от вас какие-то истории, случаи, помимо упомянутых в книге.
- Вспоминаю забавную историю студенческих годов. Николай Михайлович иногда приходил на консерваторские вечера, приглашал студенток танцевать, я даже один раз потеряла нарядные туфли после такого события – на радостях просто забыла на окне.
Другая история – мистическая. Настоящая «дьяволиада» случилась с партитурой симфонической картины «Город». В своё время мы с моей аспиранткой выбрали для ее диссертации это произведение, но партитуру мы так и не смогли найти. Не обнаружилась она и до сих пор. Недавно ко мне подходил дирижёр-симфонист, который искал партитуру, чтобы исполнить эту симфоническую картину с оркестром. Но партитура пропала, нигде её нет, и никто её не видел. Это трудно себе вообразить, такого просто не может быть, чтобы она бесследно исчезла! «Город» играли в филармонии, тогда это произведение буквально ошеломило всех. Надо сказать, это было замечательное исполнение, по которому мы и судим о позднем творчестве Пузея. К сожалению, сейчас нет ни партитуры, ни партий, не сохранилась и аудиозапись. Уже несколько человек прошли замкнутый круг в поисках партитуры: звонили вдове композитора, обращались в филармонию, посещали библиотеку имени Белинского – всё тщетно. Конечно, рукописи не горят, и вместе с тем…
Напоследок хочу сказать, что Николай Михайлович – личность очень крупного масштаба. И, может быть, масштаб личности Пузея превосходит масштаб Пузея-композитора. Он бесспорно обладал человеческим обаянием, но наряду с этим – обаянием таланта, ума, притом обаянием естественным, дававшимся ему без усилий. У Николая Михайловича был острый природный ум и, конечно, потрясающий музыкальный слух. Всё вместе создавало совершенно неповторимый имидж, как мы сейчас говорим. Есть композиторы, которые самодостаточно реализуются в творчестве, но как личности менее интересны. А вот Пузей как раз совокупно интересен. К тому же в его судьбе и особенно в кончине была какая-то тайна – ведь он уральский человек. А Урал – край мистический, не знаешь, когда ты выплывешь, а когда пойдешь ко дну. Как это и случилось с Пузеем.
Беседовала Дарья Рябова
.jpg)
 (1).jpg)
